Народный артист России рассказал о травле коллег, поездках на СВО, «голых» спектаклях и почему не боится быть отмененным.
Сцена как политическая трибуна
Владимир Стеклов, чье имя известно нескольким поколениям зрителей, дал недавно интервью, в котором затронул роль искусства в эпоху политических бурь. Он признался, что сцена всегда была и будет для него трибуной, местом, где искусство неминуемо сталкивается с политикой. В частности, его в его памяти навсегда засели времена перестройки, когда театральные подмостки бурлили от плакатности и прямых высказываний. Спектакли «Говори» в Театре Ермоловой или «Диктатура совести» Марка Захарова в «Ленкоме». По его мнению, это состояние «непокоя» для страны – явление в целом хорошее, ибо движение – это жизнь. Он ностальгирует по временам, когда политические аллюзии в театре были изящными и остроумными, лишенными злого умысла, как интермедии великих вахтанговцев, которые могли позволить себе пародию на голос Горбачева без каких-либо «окрасов». Однако сегодня, по мнению Стеклова, тон изменился. Актер сожалеет, что политика в современном театре часто вбивается не тонкими гвоздями, а «железнодорожными костылями», становясь не искусством, а прямым и зачастую грубым манифестом.
«Орки» и «фашисты» под прицелом ненависти
Личная жизнь публичного человека сегодня неотделима от его публичной позиции, и Владимир Стеклов знает об этом не понаслышке. Он с горькой иронией рассказал о случаях, когда становился объектом оскорблений из-за внешних атрибутов. В Мелитополе он слышал в спину: «Орки приехали», а в Москве какая-то женщина лет сорока назвала его «фашистом». Причина? Куртка со знаком Z. Реакция женщины, когда он обернулся, была испуганной, она узнала его, но, как считает Стеклов, это не помешало бы ей повторить оскорбление. На прямой вопрос, что он почувствовал в тот момент, актер отвечает коротко: «Ничего не почувствовал». Однако за этим внешним спокойствием скрывается глубокое понимание раскола, который произошел в обществе и в профессиональной среде. Он вспоминает, как до 2018 года много снимался в Киеве, и как на границе его допрашивали представители спецслужб, мягко интересуясь, есть ли в России люди, готовые на танках въехать в Киев. Стеклов с горечью говорит о «большой беде», которая случилась, и о позиции «отрицания настоящего», с которой он столкнулся. При этом он подчеркивает, что лично не чувствует к себе отношения как к «москалю» во время своих поездок по восточным территориям, как в воинских частях, так и среди мирного населения, находя там скорее понимание, чем ненависть. Этот контраст между агрессией в столице и поддержкой в зоне конфликта становится для него ключевым в понимании происходящего.
Бегство или мудрость? Раскол в среде артистов и его последствия
Одной из самых болезненных тем по мнению Стеклова, вляется становится раскол среди коллег-артистов. Он с сожалением говорит о «значительной части театральной и киноэлиты», которая, по его словам, «будто бы держат страну в заложниках сегодня своей творческой позиции, противопоставляя себя государству». Он считает, что это личный выбор каждого, и задается риторическим вопросом о том, должна ли быть какая-то «ответка» за такой поступок. «Потому что когда ты поливаешь мало того там государство, ты поливаешь свою страну, она когда-нибудь была твоей, но ты ее, ты ее в первую очередь этот народ», – уверен он.
При этом актер отмечает, что по отношению к тем, кто уехал, нет «репрессивных мер», и многие продолжают активно работать в профессии. Кто в итоге оказался «мудрее»: те, кто уехал и «оказался на бобах», или те, кто остался, сохранив «внутренний нравственный стержень» и продолжив получать «удовлетворение не только творческое, но и материальное»? Стеклов признается, что ему сложно понять мотивацию молодежи, а со средним поколением, которое он, казалось, знал как себя, произошел разрыв. «Ну а что случилось? Ну а что произошло? Почему? Не знаю, не знаю», – разводит он руками. Эта тема для него особенно горька, потому что касается бывших друзей и соратников, с которыми когда-то рука об руку работал на одной площадке.
«Отмена» по-казахски и срыв гастролей из-за Интернет-угроз
Политика постоянно влияет на профессиональную деятельность артистов, и Стеклов столкнулся с этим на личном опыте: во время планирования гастролей в Казахстан. История, которую он рассказал, похожа на детектив. Его пригласили выступить, и принимающая сторона попросила записать видеообращение к карагандинцам. Стеклов, который незадолго до этого снимался в фильме о Нурсултане Назарбаеве (и даже получил из рук посла книгу первого президента с теплым автографом), с радостью согласился. Однако затем продюсеры в панике сообщили, что поездка отменяется. Причина? Взорвавшиеся интернет-сети. Оказалось, что в сети появились угрозы, буквально гласившие: «Стеклов – Z-артист, и по законам военного времени мы имеем полное право казахской стороне задержать его и передать украинским властвам». Актер отреагировал резко: «Я говорю — это позиция государства? Нет, это вот такое». Он настаивал на поездке, но продюсеры испугались, сославшись на то, что и коллектив против. «Это первое проявление слабости, когда вы принимаете эти условия и говорите да-да-да, я сдаюсь», – с горечью констатирует Стеклов.
Он разорвал отношения с этими продюсерами, назвав их позицию «проституитивной». Его задело не столько поведение казахстанских хулиганов, сколько пассивность и готовность сдаться со стороны своих же. Этот случай он рассматривает как тревожный звоночек на будущее, предсказывая, что когда наступит пауза в боевых действиях, «польется такая желчь и грязь» в адрес участников СВО. Но его лично это, по его словам, заботит меньше всего.
Донбасс, который изменил всё
Переломным моментом в своем восприятии происходящего Стеклов называет поездку в Донбасс в августе 2021 года. Тогда он впервые лицом к лицу столкнулся с людьми, прошедшими через горнило войны с 2014 года. Он с глубоким уважением говорит о тех, кто стал уже «монументами» – Володе (Воха), Мотороле, Гиви и многих других. Они рассказывали ему, как все начиналось, как они бежали, как им пришлось противостоять. «Я был настолько эмоционально потрясен этим», – признается актер. Когда его спрашивают, а что бы было, окажись он на другой стороне, Стеклов парирует: а он и был на «той» стороне, много работал в Киеве до 2018 года. И уже тогда, после событий в Крыму, он стал замечать странные проявления в свой адрес со стороны украинских коллег. Он вспоминает, как в гримерном вагоне известная украинская актриса, игравшая (по его же рекомендации) его жену в одном из сериалов, начала разговаривать с ним на «чистой мове», что он воспринял как намеренную демонстрацию. Он не мог понять, в чем причина такой неприязни, особенно учитывая, что многие украинские кинематографисты в то время — были задействованы в российских проектах из-за упадка собственной киноиндустрии. «Вам дали работу! А вы нам не давали», – так он озвучил свою тогдашнюю позицию в споре, подчеркивая абсурдность ситуации, когда люди, зарабатывающие в России, проявляли агрессию к самой стране.
Встреча с настоящими Героями
Судя по всему, для него главным сегодня являются поездки в госпитали к раненым бойцам. На вопрос, зачем он это делает, он отвечает просто: «Это мне как-то очень дорогие люди». Для него это естественная потребность, как если бы заболел родственник. Он описывает эти встречи без пафоса: иногда даже не нужно слов, достаточно того, что ты зашел, обнялся. Он вспоминает госпиталь в Северодонецке, который освободили за неделю до его приезда, и страшные детали: гигантская плита, висящая на арматуре, и могилки погибших прямо в здании, потому что вывезти тела было нельзя. «Герои. Настоящие герои, конечно», – говорит он. Эти поездки, сопряженные с опасностью («если ты снимаешь каску или броник, то они тут же: нельзя, нельзя!»), и общение с теми, кто заплатил самую высокую цену, стали для него источником внутренней опоры. Это та реальность, которая делает бессмысленными все споры о «правильной» позиции в глазах столичной богемы.
Комплекс «сбитого летчика»
Стеклов с болью рассказывает о случае, когда его бывший коллега, актер Дмитрий Назаров, на своем стриме прокомментировал его позицию, заявив, что у Стеклова «комплекс сбитого летчика», поэтому он и ведет себя таким образом. «Ради того, чтобы сниматься в кино и играть на сцене, ты вот преступил все критерии, категории и вот ведешь себя именно так», – передает слова Назарова Стеклов. На вопрос, что он почувствовал в этот момент, актер отвечает: «Я действительно не очень… понимаю». Для него подобные выпады – это проявление чего-то «неприличного». Он вспоминает и свою молодость, когда на профсоюзном собрании в театре его обвиняли в фашизме и гестапо за какие-то резкие высказывания. Тогда мудрый режиссер спросил его: «А зачем? Какая надобность тебя потянула туда пойти?» Этот вопрос, видимо, стал для него важным уроком: не вступать в ненужные перепалки, особенно с теми, кто руководствуется завистью или конъюнктурой.
Оставаться человеком: семья, внутренний стержень и надежда на будущее
Говоря о возможной «отмене» или «обнулении», Стеклов не выглядит напуганным. Он говорит, что самое главное – это его большая семья: три дочери, внуки, правнук. «Они могут как угодно относиться к моим взглядам… но когда мне плохо, они все тут». Он цитирует Вознесенского: «Если в жизни есть вечное что-то, это наше мгновение вдвоем, а остальное пролетом». Для него это «вдвоем» – это шире, это все родные и близкие. Именно они – главная защита от любых бурь. Страна, по его мнению, – это тоже скрепа, но она меняется, и важно опираться на историю. Сейчас он счастлив участвовать в новом проекте – спектакле «Саламбо» с Валерием Гергиевым, видя в этом возможность делать настоящее дело. Главную задачу культуры сегодня он видит в том, чтобы «постоянно находиться в творческом поиске и тренаже», и снова цитирует, на этот раз чеховского Серебрякова: «Дело, дело надо делать». Он желает молодым артистам не бояться: «Что хочешь делать, делай».
Шок и скука экспериментов
Яркой иллюстрацией того, куда заходят современные театральные эксперименты, для Стеклова стал личный опыт посещения ряда нашумевших постановок. С особенным чувством он вспоминает спектакль в театре «Практика» под названием «Жизнь удалась», куда его пригласили и усадили в самый центр первого ряда. То, что происходило на сцене, шокировало матерного артиста не столько даже откровенным матом, который он называет «самым безобидным словом» в том действии, сколько общей атмосферой. Он признается, что чувствовал себя объектом изучения: «Я не столько даже на сцену смотрел, сколько по сторонам, потому что чувствовал, как на меня нацелены все взгляды на мою реакцию». Последующий диспут о том, хорошо или плохо использовать мат на сцене, показался ему искусственным и «обвальным». Не менее яркое впечатление оставил спектакль «Машина Мюллер» в «Гоголь-центре», где артисты предстали перед зрителями в полной наготе. Стеклов с иронично относится к попыткам разглядеть в одинаково постриженных лобках свою знакомую актрису, но в итоге приходит к выводу о «бесконечной вульгарности» постановки. Его главный вердикт – скука. Ни шока, ни гормонального взрыва у зала, по его наблюдениям, не случилось, лишь ощущение пустоты и вопроса «а дальше что?». Этот опыт привел его к ключевому вопросу: насколько уместно в искусстве, особенно в период военных действий и кризиса, проводить прямые параллели, например, сравнивая современную Россию с Третьим рейхом?
Стеклов уверен, что в театре возможно все, но это упирается в моральную, а не этическую сторону вопроса. «Дело в том, что нет в театре возможно наверное все но это опять к вопросу об моральной и даже не этическая именно моральной стороне вопроса», – размышляет актер, проводя черту между формальной дозволенностью и внутренней допустимостью.
Примечтальной стала притча Стеклова о том, как нарисовать птицу: нужно нарисовать клетку с открытой дверцей, прислонить холст к дереву, спрятаться и ждать. Иногда птица прилетает быстро, иногда проходят годы. Но если она прилетит и запоет – это знак, что картина удалась. Эта аллегория – лучший ответ артиста на все вызовы времени: терпение, вера в чудо и готовность к тому, что истинное искусство требует тишины, ожидания и не суетного желания угодить сиюминутной конъюнктуре.
Комментарии закрыты.